Дорога в один конец - Юрий Михайлов

Подбежала дежурная по станции, обратилась к Степану Петровичу:

– Товарищ начальник, электричка уже на соседней станции, ждём минут через тридцать…

Завхоз демонстративно пожал женщине руку, сказал негромко: «По местам». Направляясь к запасным путям, подумал: «Надо бы Лилии, как её там по батюшке, не выговоришь с разгона-то, помочь рельсы перейти… Кто ж, на каблучках-то ходит по нашим пескам?!» – и протянул врачу ладонь, повёл её, покрасневшую и смущённую вниманием, через железнодорожные рельсы. Следом потянулись низкорослый, крепкий, с квадратной челюстью боксёра, старший из истопников финн Хилтунен, грубый, пьющий, державший здесь уже года три марку «разводящего». Все знали о его агрессивности, драках, но кто-то из начальства завода каждое лето выпроваживал скандалиста на природу. На Петровича, так звал он завхоза при редких обращениях, финн не тянул, знал, что у того двое сыновей живут в городе да и сам он – мужик не хлипкий, в свои пятьдесят с гаком лет вместе с женой остаются на долгую зиму в лагере, держит два охотничьих ружья, зайца бьёт с первого выстрела и плавает почти каждое утро, с мая по сентябрь, через малый пролив (километра два, туда-обратно), при температуре воды +14 градусов. Как настоящий помор и хозяин в доме, держит три десятка овец, перевозя их на вместительной лодке на дикие острова, самостоятельно выгружая на берег и перетаскивая в конце лета обратно на борт «Доры».

За истопником-бригадиром потянулись два его сменщика, дежурившие через день, тихие мужичонки, работающие в порту на разгрузке судов в путину и живущие с семьями в старых бараках у самого рыбзавода. Летом они присматривают не только за столовой пионерлагеря, но в холодные дни топят и спальные комнаты детишек. Электрик совмещает должность водопроводчика, следил за подачей воды в распределительный бак, откуда она самотёком идёт в умывальники на улице и паровой котёл в бане для помывки детей. Огромный бак стоит на треугольных десятиметровых распорках справа от въездных ворот и футбольного поля, покрытого чистейшим, крупного размера морским песком. Завхоз долго пытался сеять здесь траву, подсаживал дёрн, а толку? При очередном шторме ветер переносил песок с береговой линии на кромку леса и на поле.

Во всех начинаниях по благоустройству завхозу помогал электрик, работавший с детьми пятое лето, человек скромный, в очках из металлической оправы, постоянно спадающих на кончик длинного узкого носа и открывающих серые лучистые глаза. За весь май, когда готовились к сезону открытия, он ни разу не был замечен в загулах, чего не скажешь об истопниках и шеф-поваре, бывшем коке, списанном с морских судов за пьянство. У него в столовой трудились ещё две женщины пенсионного возраста, хорошие повара, которые вполне обходились без указаний начальства.

Хилтунен подмял кока в первую неделю их знакомства и тот приносил закуски прямо в «кубрик» истопника, где пьянки длились до рассвета, когда солнце заходило за сопки всего на полтора-два часа, не погружая землю в темноту. Не раз Степан Петрович замечал там и сестру-хозяйку, и посудомоек – близняшек, только что закончивших ПТУ, толстых и неопрятных девиц, успевших, видимо, крепко погулять в этой жизни и подружиться с мужиками. Замыкал процессию на перроне киномеханик, он же завклубом, муж одной из поварих, следившей за ним не хуже сотрудников ЛТП. Тот уже успел где-то остограммиться, причём завхоз точно знал, что на время приезда детей поселковый магазин был закрыт.

По дуге тихого, с ровной береговой линией залива, будто по воде, заскользили пять вагонов зелёной электрички. Несколько гигантских нефтяных цистерн скрыли её на минуту-другую, но и они остались позади, скоро голова поезда втянулась на запасные пути станции.

Глава 2

– Знакомьтесь, Степан Петрович, – сказал Смирнов, представляя молодого человека лет двадцати пяти, не больше, выше среднего роста, с волнистыми русыми жёсткими волосами, прямым носом и серыми в зелёную крапинку глазами, – мой тёзка, Смирнов-два, зовут Константин, отслужил армию, учится на третьем курсе нашего пединститута. Назначен комсомолом старшим пионервожатым, мой заместитель по воспитательной работе, с ним шестнадцать студентов, а также – физрук, баянист-самоучка, правда, слухач и курсант мореходного училища, будет вести морское дело. Парусные шлюпки мореходка пришлёт на днях, обещали два, а, может, и три ЯЛа… Как вы, всё нормально, всё ли готово? Дети ужасно хотят есть, все домашние запасы подчистили за дорогу…

– Рад видеть такую гвардию взрослых, – сказал опешивший завхоз, – мы старались всё предусмотреть… В лучшие годы здесь на отрядах работало по одному взрослому человеку-воспитателю, как правило, тоже работники завода и учителя нашей ШРМ (школа рабочей молодёжи). Обед готов, ждёт ребятишек… Перекличку будем делать?

– Как, Костя, есть целесообразность? – спросил директор.

– Мы перед высадкой всех посчитали, всё сошлось, как мне доложили вожатые. Можем двигаться, – старший вожатый ни в чём не сомневался.

– Есть две машины, одна трёхтонка с лавочками, посадим туда самые младшие отряды, сколько войдёт… На второй – повезём вещи, тоже сколько влезет, начиная с самых маленьких и до старших. Не войдёт что-то, придётся самим тащить… Ну, мы, взрослые поможем. Вот такая диспозиция, – завхоз отрапортовал как истинный военный или как человек, знакомый с военной службой.

– В поезде мы разучивали песню «Шла с ученья третья рота», – сказал, улыбаясь Костя, – вот по дороге и проведём смотр строевой песни, отряд – победитель ждёт большущий торт или пирог. Как столовая, сможет нас выручить со срочной выпечкой?

– У нас два повара – мастерицы на все руки, даже не сомневаюсь, что на ужин пирог будет готов. Морошковым вареньем поделится моя жена, прошлый год наварили несколько банок, – завхозу идея молодого вожатого явно понравилась.

Пока рассаживали в машине малышню, а её набралось больше сорока человек, куда подсадили и двух девушек-вожатых, пока загрузили к Вовчику почти все мешки, сумки и чемоданчики, шесть отрядов, примерно, по тридцать человек в каждом, тронулись по утрамбованной грунтовой дороге к лесу. Завхоз распределил каждого взрослого из обслуги в отряд, чтобы следили за порядком и вовремя помогали уставшим пионерам. И вместе с директором они замкнули шествие. Степан Петрович докладывал текущую ситуацию, но о короткой «схватке» с истопником в последнюю ночь перед приездом Смирнова промолчал, решил сам поговорить вечером с трезвым финном.

А в это время пятеро вожатых, трое ребят и двое девчат, бегом выдвинулись на полкилометра вперёд, прихватив с собой баяниста, маленького, круглого, смешно таращившего глаза паренька по имени Никита, и расположились на нескольких валунах прямо перед входом дороги в сосновый бор. Жюри смотра строевой песни определили тайным голосованием ещё в электричке, благодаря этому интересному занятию ребята узнали почти всех вожатых, перезнакомились с ними и друг с другом, подали Константину около двухсот самодельных конвертиков с именами и фамилиями.

Никита всех насмешил, вдруг, запыхавшийся, потный, поскольку тащил на себе инструмент, обратился к вожатой самого младшего отряда Татьяне Сергеевой:

– Мать, выручи, напой мелодию песни «Шла с ученья третья…»

– Никита, ты что, издеваешься, что ли?! – возмутилась девушка, – только что больше часа пели песню в вагонах электрички… А ты мелодию забыл. Ты же музыкант?

– Я вообще-то мастер отдела технологического контроля, а на баяне учился играть только в детской музыкальной школе… И я не виноват, что штатный баянист сломал руку и получил сотрясение мозга. А со Смирновым не поспоришь, сказал мой начальник… Так что не обессудьте.

– Ты хоть гимн-то Советского Союза помнишь, композитор? – спросил не зло один из вожатых, заядлый альпинист, не расстающийся с гитарой, Эдик Стаканов, тоже, как и все здесь собравшиеся, студент третьего курса пединститута.

– Напоёте, не баре, – махнул рукой баянист и растянул меха.

Первый отряд прошёл с ленцой, подтрунивая друг над другом, всем видом давая понять, что это занятие не для них, вполне взрослых людей. Но пропели, не халтурили, остановились справа от валунов, стали наблюдать за прохождением остальных отрядов. Их вожатый, Володя Кретов, тихо сказал коллегам по жюри:

– Знаете, что они заявили мне? Всё равно отберём торт у салажат, пусть только попробуют не поделиться…

– Ну, это уже свинство, – искренне возмутилась Татьяна, – это надо заслужить, милые мои. Я вот молчу, хотя моим первоклашкам как бы тортик-то не помешал, чай, без родителей к ночи плакать горючими слезами будут…

Так же с некоторой ленцой прошли и пропели ребята из второго отряда. Но уже с третьего по шестой отряды конкуренция было жёсткая: орали, хоть уши затыкай, а то лопнут перепонки. И проходили хорошо, ровно, рядок к рядку, чеканя шаг. Когда к жюри подошёл Смирнов-старший, ему сказали, что можно объявлять победителя. Им стал четвёртый отряд, которому на вечерней линейке будет вручён сладкий много килограммовый пирог.